Сообщений в теме: 12

[Мюнхаузен]

Предлагаю форумчанам рассказ одного советского подводного охотника, случайно мной обнаруженный... Паулюс Нормантас По зову Арала Когда едешь по Туркестанской железной дороге, незадолго до Аральска, что на западном берегу моря, в вагонах начинается оживленная торговля копчёной и сушеной рыбой. Тут есть все, что душе угодно, - сазаны, лещи, каспийская плотва, множество другой рыбы. При виде такого изобилия сердце подводного охотника начинает биться учащенно. Если же летишь на самолёте, замечаешь, что однообразную, выжженную солнцем казахстанскую степь сменяет зелёная полоса тростника, затем желтая прибрежная линия, а дальше видишь всюду лишь бескрайнюю голубизну – голубое, без малейшего облачка небо вверху и голубое море под крылом самолёта. Такое зрелище тоже не может оставить равнодушным туриста, жаждущего поближе познакомиться с живописными уголками нашей страны. Первое моё знакомство с Аралом состоялось несколько лет назад, когда мы – трое туристов – дней десять весьма успешно охотились у его западных берегов. Рыба водилась не везде, но мы нашли несколько мест, поражавших ее обилием. Сухой и жаркий климат позволил нам высушить улов за пять-шесть дней. Местные моряки рассказывали, что для рыболовов больше всего подходит юго-западный архипелаг правее дельты Амударьи. Между бесчисленными островками, куда мели и камыши не позволяют заплывать рыболовецким судам, непуганой рыбы пруд пруди. Если верить морякам, там попадаются сомы весом до трёхсот килограммов! В камышах обитают кабаны, в кустарнике – кеклики, фазаны. Впрочем, летом там полно и куда менее приятных существ – ядовитых змей и скорпионов. Незапланированные каникулы 1974 год. Середина марта. Я живу в Таджикистане, впереди целый месяц незапланированных каникул. Как провести это время? Рыбная ловля? Местная детвора уже плещется в хаузах (небольших водохранилищах для поливки полей). Но охотиться в Аральском море под водой ещё холодно даже в гидрокостюме. Придётся, видно, ловить рыбу удочкой. Ранней весной здесь змей еще нет, скорпионов тоже. Не предвидится проблем с питьевой водой. Содержание соли в Аральском море – десять граммов на литр, то есть здесь она вдвое более пресная, чем в океане. Полноводные Амударья и Сырдарья несут миллионы тонн пресной воды. Она держится тонкой плёнкой на поверхности моря, пока не наступает жара. На солнце речная вода быстро испаряется, а ветер смешивает ее с морской, но весенние паводки все наполняют и наполняют Арал, так что весной поверхностные воды вполне пригодны для питья. Сборы опытного путешественника много времени не занимают. Некоторые вещи так и лежат в рюкзаках с прошлого лета. Но я следую привычке одного из персонажей Джерома К. Джерома составлять длиннейшие списки якобы необходимого, а потом вычеркивать почти все за ненадобностью. Видимо, справедливо мнение, что истинный турист должен брать с собой три вещи: соль, спички и топорик. Но сейчас ранняя весна… Я долго верчу в руках подводное ружьё. На что оно мне? Не полезу же я в апреле в ледяную воду. На поверхности будет градусов шесть-семь, а в глубине не больше четырех – почти как зимой. Однако пневматическое ружьё мощностью в 50 атмосфер – эффектное оружие и на суше. Можно его и не пускать в ход, но уверенности в своих силах оно придаст. А это очень важно, когда путешествуешь в одиночку по незнакомым местам. Поэтому я беру его. Ну а если уж взял ружьё, приходится брать и комплект для подводной охоты: ласты, маску и трубку. От Душанбе поезд поворачивает на юг, к Амударье. Проехав по территории Узбекистана, он переезжает эту реку и несется к туркменскому городу Чарджоу. Свой путь на запад я продолжаю на другом поезде, через плодородную долину Амударьи до станции Ходжейли. Здесь я пересаживаюсь на баржу, которая спускается по течению к Аральскому морю. На Памире уже таит снег. Вода в реках, бегущих с гор, поднялась. Речники пользуются весенним паводком для вывоза хлопка. Второй разлив начнется в июле, когда начнут таять высокогорные льды. Экипаж баржи – три человека; они из самого большого здесь порта – Муйнака. Там и самая крупная рыболовецкая база. Эти гостеприимные парни удивлялись, что я плыву один. - Если беда какая или заболеешь, кто поможет? – спрашивает шкипер. Я отвечаю, что сейчас даже женщины в одиночку пускаются на яхтах вокруг света… А что стоит мужчине пару недель поплескаться среди аральских островков! Джейхун – Бешеная река, как называют Амударью местные жители, - разветвляется в дельте на три рукава. Баржа спускается по Акдарье (Белой реке), а мою надувную лодку быстро уносит Кунядарья (Чистая река). В конце лета она почти совсем пересыхает, но сейчас такая же мутная и быстрая, как и другие Дарьи. С высоких берегов то и дело падают в воду подмытые глыбы красной глины. Судоходства здесь нет, не видно даже каюков – лодчонок местных жителей. Только однажды вижу на правом берегу огонь – это жгут прошлогоднюю траву. Наконец море. За день, едва подгребая веслом, я проплыл семьдесят километров. Арал здесь светло-шоколадного цвета. Воды Амударьи будут видны еще десятки километров. Дует зюйд-вест. Это хорошо. Я беру курс через Джылтырбас (Верхний Змеиный залив) на самый большой остров юго-западного архипелага, или, точнее, на деревеньку Тайлакджеген, что в переводе означает «здесь проплыл годовалый верблюжонок». От устья Кунядарьи это около шестидесяти миль на северо-восток. При попутном ветре, думаю, хватит и суток. Швертбот «Аргонавт» Я прикрепляю к своей двухместной лодке два боковых пластмассовых шверта, управляемый ногами руль и складную мачту с небольшим парусом. Скорость «Аргонавта» - до пяти узлов, так что за день можно проплыть двойную туристическую норму (то есть километров сто двадцать). Кстати, вес швертбота всего десять килограммов. Первая и последняя удобная ночёвка – на берегу Арала. Здесь полно ящиков и досок. Я мастерю из них экран для защиты от морского ветра и раскладываю большой, но медленно горящий костер. Ложусь между экраном и костром, забравшись в спальник. Греет хорошо. Рано утром собираю свой парусник и спускаю его на воду. Кладу на нос рюкзак с запасом еды и необходимыми для лагеря вещами, ружьё привязываю к мачте, сумку с кое-какой мелочью кидаю в лодку. Дует ветер в четыре-пять баллов, и Джылтырбасский залив я проплываю, как и предполагал, за сутки. Ночью, чтобы не замёрзнуть, держу шкот в зубах, а сам гребу одним веслом, как в каноэ. Хотя авиационный компас светится в темноте, проще ориентироваться по Полярной звезде. На рассвете я уже вижу острова – следовательно, проплыл около сорока миль, и до кишлака, где когда-то плыл верблюжонок, остаётся меньше двадцати. Я пристаю к ближайшему островку, чтобы немного отдохнуть: просидеть всю ночь в одном положении весьма утомительно. Бросив на берег сумку, я вытаскиваю лодку. Большой рюкзак не вынимаю: долго здесь не задержусь. На всякий случай беру ружьё – место как-никак незнакомое. Островок неширокий, но длинный. Восточная его сторона, словно бородой, обросла кустами саксаула и тростником; я отправляюсь на разведку на другую, подветренную сторону. Вдруг из-под ног выскакивает и прячется в кустах парочка коричневых куропаток. Эти птицы здесь втрое больше европейских. Во мне разгорается охотничий пыл, хвалю себя, что взял ружьё. Подкрасться бы метров на пять – и птица на вертеле… Я заряжаю ружьё стрелой, завинчиваю треугольный гарпун для рыбы средней величины. Но куропатки перебегают от куста к кусту, вместо того чтобы взлететь. Впрочем, кто их знает, умеют ли они вообще летать? Известно только, что они привыкают к человеку и весьма драчливы. Жители Южного Таджикистана часто держат у себя таких куропаток, тренируют и выставляют на поединки с другими мелководью. Птицы заманивают меня к противоположному берегу и исчезают в чаще тростника. Приходится смириться с мыслью, что куропатка все же не рыба, а гарпун не дробь… Сейша Выбрав удобное место для лагеря, я отмечаю его пучком травы на высоком саксауле и не спеша возвращаюсь к лодке. Издалека вижу метрах в четырехстах от берега чей-то парус. Жаль! Так хотелось побыть одному! А тут ещё кто-то… И в этот миг меня молнией пронзает мысль: да ведь это «Аргонавт»! Сломя голову мчусь по мелководью. Сейша… Напрасно теперь рвать на голове волосы с отчаяния – я совсем забыл о сейшах. Сейша отличается от наводнений и приливов тем, что вода поднимается лишь ненадолго. Это в сущности огомная плоская волна. Я скидываю ботинки, срываю штаны и куртку. Свитер оставляю – так теплее. Натягиваю ласты и прыгаю в воду. Сделав несколько гребков, пробкой выскакиваю на берег. Вода ледяная, аж дыхание сперло. Я прыгаю на одной ноге, бью себя руками по бокам и лихорадочно думаю, что делать. В такой воде я не проплыву и полсотни метров. Бегаю-бегаю, как ненормальный по берегу, а моя лодка легко качается на волнах и не спеша уплывает все дальше от меня; она движется по ветру вдоль архипелага. Неужели поблизости нет какого-нибудь судна? Ни души! Я скидываю мокрую одежду и, напялив куртку, бегу по побережью: авось море выбросило что-либо подходящее – бакены, бревна, из которых можно соорудить плот и догнать на нем лодку. Несколько дощечек, палок, пара поплавков… Летом я проплыл бы расстояние до лодки за шесть минут. Как же вернуть её и всё снаряжение, украденное сейшей, ветром и течением? Остаётся последняя призрачная надежда – не выпускать лодки из виду и ждать какого-нибудь судна. Но как дать знать о себе? Я набираю травы и дощечек, разжигаю маленький дежурный костёр. Слава Богу, спичек у меня полные карманы. Затем срезаю самый высокий саксаул и привязываю к нему полотенце. Поднялось солнце, стало теплее. Море, как кот, ластится к ногам, прибой ещё ощутим, вода прозрачна: муть, приносимая Амударьей, сюда не доходит. Я же печально сижу на берегу, пристально вглядываюсь в горизонт. Вечером замечаю вдалеке лихтер – пароходик, развозящий по домам рыбаков. Он направляется на север, скорее всего в Тайлакджеган. Но между нами не менее трех миль. Я кидаю в костёр ветки и траву, дымлю изо всех сил. Сам становлюсь рядом и размахиваю своим флагом. В бинокль, может, и заметили бы меня. Но на лихтере, верно, не смотрят по сторонам. Вечером мой парус уже еле виден. Итак, выходит, что я отрезан от берега. Однако ой как не хочется мириться с поражением. Я еще лелею надежду догнать «Аргонавт», если даже корабль покажется завтра. Штормом вроде бы не пахнет. Я мысленно кратко формулирую случившееся. Если существует телепатия, то мои мысли запеленгуют. «Я – литовский путешественник, живущий в Таджикистане. 25 марта 1974 года неожиданно попал в опасную ситуацию. Всевидящий аллах наказал меня, соблазнив кекликами, и наслал на меня сейшу – стоячую волну, поднявшую уровень воды на полметра. Этого оказалось достаточно, чтобы моя надувная лодчонка оторвалась от берега и, несомая ветром и течением, уплыла на недосягаемое расстояние. Крайне низкая температура воды помешала догнать беглянку. В лодке запас пищи на три недели, теплый спальный мешок и все рыболовные, а также кухонные принадлежности. Что мне делать?» Раскладываю на берегу всё оставшееся: подводное ружьё с двумя гарпунами и четырмя наконечниками, комплект для ныряния, большой охотничий и маленький карманный ножи, часы, увеличительное стекло, карандаш, мыло, иголки с нитками, полбуханки хлеба, граммов пятнадцать чаю, двадцать два кусочка сахара, пять луковиц, два зубчика чеснока, роман Джеймса Олдриджа «Морской орёл» на английском языке, несколько газет и резиновый мешочек с документами, деньгами, спичками, записной книжкой и картой Средней Азии. Привыкнуть можно ко всему… Начну с чая – таков обычай жителей Средней Азии. Хороший обычай! Чай, особенно зелёный, тонизирует, утоляет жажду, успокаивает. Но в чем вскипятить воду? Ведь посуда уплыла вместе с лодкой. Теперь всё придётся одалживать у моря. Довольно долго брожу по берегу, пока наконец не нахожу то, что нужно. Ржавая литровая консервная банка… выскребаю её, как могу. Чай, хоть и солоноватый, поднял настроение. Утешаю себя: бывает и хуже. Рано или поздно кто-нибудь появится и доставит меня в Тайлакджеган, где проплывал верблюжонок. Тюркская топонимика расшифровывается очень легко, любое название что-нибудь означает, это вам не Москва, Каунас или Скуодас. Арал, например, по-тюркски «остров». В бескрайних, выжженных солнцем степях это море словно остров, остров воды. Близится вечер. Теперь самое главное – устроить приемлемый ночлег. С моря тянет ледяным холодом, а все близлежащее топливо я использовал для дымовой сигнализации. Тростник т ветки саксаула сгорают за несколько минут. Меня мучает голод, но к хлебу я пока не притрагиваюсь. Жилищный вопрос Четырех-пятиметровый тростник в палец толщиной растёт здесь густыми пучками. Выбрав один из них, диаметром метра в три, я срезаю тростник, по окружности образовавшегося пространства связываю верхушки растений; срезанный тростник и напоминающая аир сухая прошлогодняя трава идут на стены. Вот и юрта готова. Казахи делают их из войлока, застилают пол шкурами и коврами из верблюжьей шерсти. Моя же юрта, если её можно так назвать, чертовски холодна. Ветер продувает её насквозь. Холод пронизывает до костей. Под утро и я, и моё жилище покрываемся инеем. Срезаю тростник с подветренной стороны и развожу костёр у самого ложа. Урывками сплю, но, когда через несколько минут огонь тухнет, просыпаюсь. «Перетерплю, - думаю я, дрожа, - до утра, а завтра построю кибитку – глиняный шалаш с печкой». За весь следующий день мне удаётся построить метровой высоты глиняное жилище, удивительно напоминающее древнюю казахскую могилу. Впрочем, для того чтобы сидеть или лежать, моя кибитка вполне пригодна. Жилищный вопрос, таким образом, решен. Остаётся проблема пищи. Это куда сложнее. Ветер и течения носят сейчас мой «Аргонавт» по Аралу, а он величиной с Литву, если не больше. Кому достанутся все эти консервы, чай, овсянка, сушеные фрукты? Интересно, что подумают об их бывшем владельце? Может, неосторожный рыболов вывалился из лодки и утонул? Так погиб мой знакомый учитель в Башкирии. Сперва нашли пустую надувную лодку, а потом на дне озера и его самого. Нашедший «Аргонавта» обязан известить об этом милицию, а та – объявить розыск. Мой портрет будет висеть между фотографиями скрывающихся от правосудия рецидивистов на всех пристанях и железнодорожных станциях Средней Азии. Соседство не из приятных. Если меня не найдут, то через два месяца объявят пропавшим без вести. Другой вариант: человек, нашедший лодку, никого не известит об этом, а оставит её себе. По морской традиции судно, оставленное владельцем, принадлежит нашедшему его. Третий вариант, самый вероятный: лодка будет дрейфовать, пока первый шторм не выкинет её где-нибудь на необитаемый берег Кызылкумов. Обломки «Аргонавта» сгниют вскоре в полосе прибоя. Мобилизация сил Первая ночь в кибитке напоминала предыдущую – в тростнике: ещё не успели обсохнуть глиняные стены, не хватало топлива. Но настроение радужное. Слишком холодно, чтобы спать, и я намечаю ближайшие задачи: тщательно обследовать остров, установить расстояние до двух ближайших островов, придумать, как ловить рыбу, держать наготове сигнализационное устройство и укреплять физическую выносливость. Затем я определяю два варианта спасения. Первый и основной: в середине апреля просыпается скудная аральская природа, и здесь должны появиться рыбаки, ихтиологи или ещё какие-нибудь натуралисты. Следовательно, мне надо продержаться недели три. Запасной вариант: в середине мая вода потеплеет, и я смогу проплыть до берега этапами – от острова к острову. По карте определяю, что этапов будет шестнадцать – от пятисот метров до трёх с половиной километров каждый. Ещё раз обмозговав оба варианта, я меняю их местами. Итак, намечается, двухмесячная робинзонада – до середины мая, когда я собственными силами смогу добраться до берега. К утру принимаю решение: сегодня же начать тренировки и закаливание. Теперь для меня не существует ненастья, ледяной воды или невыносимого голода. Сколько поймаешь, столько и съешь. Теперь мы с природой единое целое, и, если я не буду придерживаться её законов, это для меня может окончиться трагически. Психологическая настройка играет огромнейшую роль. Как только я составил план действий, задача моя оказалась ясной и не такой уж трудной. Теперь я просто обязан выкарабкаться. Первый сазан Ёршики – очень любопытные рыбки. Они тычутся мордочками в маску аквалангиста, когда тот заплывает на их пастбища с глинистым или каменистым дном. Это и позволило использовать необычный способ ловли ершиков под водой: для охоты с ружьём они слишком мелки. Я привязывал к нему короткую леску с двумя крючками, получалось нечто вроде удочки. Неописуемое удовольствие – наблюдать, как ершики атакуют приманку. Тут же, под водой, я нанизывал рыбку на кукан и снимал с крючка следующую. Ну а как на это раз? К счастью, я нахожу в кармане ружейного чехла два небольших крючка и обрывок лески. Смастерю удочку. На третий день голодания начинаю чувствовать во рту запах ацетона. Это значит, что организм начал эндогенное (то есть из внутренних запасов) питание. Сначала «худеет» кровь – используются имеющиеся в ней запасы жира. Затем приходит очередь гликогена, выделяемого сахар и сгорает, как энергетический продукт. Затем наступает очередь внутреннего и подкожного жира, белков из костного мозга и других внутренних органов. Вплоть до этой стадии голодание не приносит вреда здоровью. Но когда не остаётся жиров, организм начинает использовать для питания мускулы, возникает дистрофия. Это уже опасно. Холод стимулирует использование энергетических запасов организма. Поэтому я непременно должен что-нибудь поймать. Отвязав от ружья миллиметровую леску, я срезаю длинный тростник и мастерю удочку с двумя небольшими крючками. Приманка – хлеб. Жаль этого последнего кусочка, но никакой живой приманки вокруг нет: насекомые ещё не вылезли из своих зимних укрытий. Закидываю удочку в разных местах у тростника. До полудня не удаётся поймать ничего; моя горбушка тает на глазах. Устав, я втыкаю удочку в землю и иду искать местечко получше. Возвращаюсь – удочка в воде, до неё метров восемь. Мгновенно раздевшись, бросаюсь в воду; несколько гребков – и я снова на берегу. Я так взволнован, что даже не чувствую холода. Значит, клюнула!.. На удочке только один крючок. Это, конечно, не весело, но обнадёживает: значит, здесь водится крупная рыба. И купание не прошло даром: теперь я уверен, что после нескольких таких сеансов я мог бы стать «моржом» и пробыть в воде несколько минут. Ведь «моржи» - люди самого разного возраста и часто не такие уж упитанные, а купаются в двадцатиградусный мороз и в придачу жизнерадостно позируют перед телекамерой. Здесь условия куда благоприятнее. Днём температура выше пятнадцати градусов. Да обязательно надо стать «моржом», если я хочу что-нибудь поймать. В программу тренировок включаю упражнения по задержке дыхания. Лёжа на берегу, зажав нос, могу не дышать минуты две с половиной. Необходимо подготовиться, чтобы через неделю я смог продержаться под водой хотя бы минуту. А пока придётся ловить рыбу на оставшийся крючок. Я забрасываю его туда же, куда и раньше. Клюёт! Вытаскиваю килограммового сазана. Черноспинный золотобрюхий красавец кувыркается в прошлогодней траве. Ещё попытка – есть! На этот раз усач. Тоже не очень крупный, но это и хорошо: крючок не выдержал бы увесистого. На третий раз сорвалось так, как срывается у рыбаков только во сне. Я вытащил сломанный крючок… - Мои драгоценные крупные рыбы, вы обезоружили меня! – обращаюсь я к шумящему у моих ног морю. – Но я, как старый рыбак Сантьяго у Хемингуэя, не сержусь на вас. Мы ещё встретимся и, как вы думаете, где? В ваших владениях! Если вам не холодно, то и мне холодно не будет. Поймите, я очень, очень голоден. Перец и лавровый лист дрейфуют по Аралу, но лук и долька чеснока делают сазана очень вкусным. У меня остаётся всего четыре луковицы… Неделя без пищи Как-то мне удалось продержаться на одной воде целую декаду. Первые три дня я страдал неимоверно. На пятый чувство голода притупилось; невыносимо тяжело стало на десятый день. Любопытно, что в первую пятидневку сил у меня почти не убавилось. Этот опыт должен помочь сейчас. Я обязан закалить своё тело так, чтобы пробыть в воде минут десять – пятнадцать. За эти несколько дней вода может немного прогреться: солнышко поднимается всё выше и выше. Однако слишком увлекаться тоже не следует, как бы не заработать воспаления лёгких. Тогда конец… Я устанавливаю строжайший режим. Делю день на две части: утреннюю и послеобеденную. По утрам обегаю берегом свой остров – это почти три километра. Легкая зарядка, затем раздеваюсь, натягиваю ласты, прыгаю в море и, сколько хватает силёнок, плыву. Вернувшись, растираюсь полотенцем, молниеносно одеваюсь и энергично пробегаю ещё километр. Потом кипячу «чай», греясь на солнышке и одновременно у костра. Прихлёбываю маленькими глотками солоноватую горячую воду. После такого «завтрака» валяюсь на песке, в сто пятый раз изучаю «Морского орла» и брожу по острову. Когда нет ветра, загораю. Наблюдать горизонт, особенно северную его часть, в той стороне, где плавал верблюжонок, стало у меня уже привычкой. В какой бы стороне острова я ни находился, непроизвольно поднимал голову и осматривал море. А главное, я плавал, плавал. Расстояние увеличивал по арифметической прогрессии, начиная с тридцати метров. На пятый день, таким образом, проплыл сто пятьдесят. Днём бегаю нагишом. После зарядки быстро надеваю маску и ласты, делаю гипервентиляцию лёгких – насыщаю кровь кислородом – и, нырнув метра на три, проплываю под водой два десятка метров. Вокруг много рыб. Это отвлекает моё внимание от каленых иголок холода. И снова арифметика – каждый день ныряю на пять метров дальше. Наконец проплываю под водой сорок метров. Форсированная программа подготовки к охоте выполнена! Но на шестой и седьмой день море волновалось. Вода помутнела; трудно было разглядеть собственную руку. После долгого голодания силы на исходе. Первым делом ухудшилось зрение – читать уже не могу. Подолгу сплю и во сне слышу странную музыку. Бегать и нырять не хочется. Однако прервать тренировки уже нельзя. Плаваю медленно, отдыхая на спине. На восьмой день море успокоилось, вода стала прозрачной, как слеза. Первый выстрел Сегодня четвёртое апреля. Одиннадцатый день голодовки. Подготовка к охоте кончилась, но организм обессилен. Слабею с каждым часом. Бог знает, почему я тогда не заболел. Ведь простудиться было пара пустяков. Сегодня я обязан что-нибудь поймать. Едва увидел стаю рыб, как перестал чувствовать холод. Шерстяные трикотажные штаны и свитер немного задерживали согретую телом воду, но дрожу я ужасно. Ружьё прыгает в руках, как пулемёт. Мелкие рыбёшки суетятся вокруг. Вот похожие на наших краснопёрок красноглазые белобокие рыбки – усачи. Они то прячутся в зарослях камыша, то выплывают на чистую воду. Ёршики крутятся у самой маски, грозно вертят хвостиками, подняв колючие спинные плавники. Но резвиться с рыбьим молодняком недосуг. Где же достойные меня настоящие рыбы? Ага!.. Вот из зарослей вылезает трехкилограммовый сазан. Надо незаметно подкрасться… Очень трудно унять дрожь. Выстрел. Мимо…Сазан кидается влево, со дна вздымается ил. Прямиком через камыши я спешу на берег. Добыть ничего не удалось, но настроение прекрасное. Теперь я твёрдо знаю – сегодня у меня будет рыба! Долго греюсь у костра и бегаю вокруг него, сушу одежду. И снова в воду. Большущий сазан бодро плывёт впереди. Я догоняю его. Вот он повернулся боком. Этого-то мне и надо. Стрела пронзает его насквозь: пятьдесят атмосфер не шутка! Потянул немного на себя – зацепился. Сазан мой! Он ещё бьётся на дне, вздымая тучи ила, но я уже тащу его за леску и спешу на берег. Моей радости нет границ – проблема пищи решена! Завтра нырну четыре раза. Охота спорилась. Сазаны не слишком проворны и не очень пугливы. Лещи поосмотрительнее. Они только высовываются из водорослей и тут же назад. Холод не позволяет терпеливо выслеживать их. Впрочем, удаётся подстрелить и парочку лещей. Усачи любят большую глубину и обычно держатся у самого дна, все время что-то щупая своими небольшими усиками. А где же сомы? Ем я одну рыбу, прямо ихтиофаг – пожиратель рыб. Так древние греки называли представителей племён, обитавших у Красного моря. Рыбные блюда у меня четырёх сортов: рыба варёная, жаренная на вертеле, на камне и сушеная. Рыба хороша даже без специй. Пока ещё не началась настоящая жара, соли мне не добыть. Поступаю так. В яму помещаю капроновый лоскут, наливаю морской воды и жду, пока она немного выпарится. Потом окунаю в неё куски рыбы. Жизнь принимает какие-то определённые очертания. Я занят с утра до вечера. Даже почитать некогда. Удивительно вынослив человеческий организм! Я едва не замерзаю напрочь, но не болею. Поначалу я боялся воспаления лёгких и среднего уха, плеврита, гриппа, однако ни разу даже не кашлянул. Правда, я овладел искусством дрожания. Дрожь – это мускульная работа, во время которой выделяется добавочная тепловая энергия. Замечаю у себя брадикардию – пульс становится реже. Когда лежу неподвижно, насчитываю пятьдесят ударов в минуту, обычно у меня на десять больше. Белков и жиров хватает. Силы в общем восстановлены. Кажется, я даже вошел в мало-мальски спортивную форму. Однако без сахара, хлеба, картошки вес продолжает падать. Остров в огне Утром десятого апреля я, как обычно, охочусь в тростниках у берега. Вдруг даже через трубку почувствовал запах гари. Поднимаю голову – вокруг сплошной дым. Спешно возвращаюсь на берег. Остров в огне! Горит даже торчащий из воды тростник. Очевидно, ветер разнёс по острову угли костра. Прошлогодняя трава и тростник сухи, как порох. Огонь цвета кипящей меди. С рёвом и треском огненная лавина движется по острову, высоко в небо поднимается чёрный дым. Вот, думаю, теперь-то уж в Тайлакджегене заметят дым и приплывут посмотреть, что здесь стряслось. А как там моя кибитка? Хорошо, что документы зарыты в песок. Я бегу побережьем, обгоняя огонь. Остров выгорел за час. Иду по пепелищу к своему домику. Самое грустное зрелище – обгоревшие ежики. Беднягам бежать было некуда. Я оглядываю горизонт: как всегда пусто. На острове не осталось даже веточки для растопки. Пора убираться отсюда. До следующего большого острова около семисот метров – доплыву ли? Сначала перестаю чувствовать ноги. Они деревенеют. Все мелкие мускулы застыли, сосуды сжались. Холод ледяной рукой хватает за горло. Начались спазмы дыхательных путей. Я задыхаюсь… …Но страх, как и злость, повышает содержание адреналина, а тот в свою очередь стимулирует некоторые физиологические и психологические процессы. Накапливаются запасы гликогена, и физическая выносливость увеличивается. Как только я испугался, от сонливости не осталось и следа. В голове мелькает мысль, что, если через несколько секунд не удастся восстановить дыхание, мне конец. Переворачиваюсь на спину и разрываю верхние пуговицы одежды. Делаю глубокий вдох. Медленно подгребая ногами и одной рукой, другой поглаживаю горло. Мышцы вроде бы не отвердели, и это успокаивает. Видимо, намокшая одежда сдавила шею. Я нахожу оказавшийся в стороне плотик и плыву дальше. Коченею все больше, но появляется уверенность, что не пропаду и на этот раз. На Беличьем острове Образность казахской топонимики передалась и мне. Этот остров гораздо больше – около шести километров. Его я окрестил Беличьим. Не знаю, как слово «белка» по-казахски, но своей формой он напоминает разостланную шкуру сибирской белки. Растительный и животный мир здесь богаче, чем на первом острове. Как только я выкарабкался на берег, из-под ног выпорхнула и полетела на бреющем полете над кустами парочка фазанов. На южных склонах небольших дюн уже виднеются побеги зелени. Появляется неприятная мысль: скоро вылезут из нор змеи и скорпионы. Кое-где густые колючие, переплетённые ползучими травами, непроходимые кусты. Это тугайные (приречные) джунгли. Веток для костра хоть отбавляй. Кибитку леплю на правой ноге Белки, ближе к Тайлакджегену. Сомы У этого острова линия берега разнообразнее. Здесь нет тростника, лишь обломки скал, слои извести, глины. Множество непуганой рыбы. Она уплывает, только когда протягиваешь к ней руку. Плывя на поверхности, я оглядываю темные ямы и таинственные ущелья. Вот темный силуэт показался из-под отвесного обрыва и медленно движется у дна наискось от моего пути. Тень размером с меня. Видны белые, полумесяцем губы. Я отмериваю от них около сорока сантиметров – и… Но тут во мне закипает борьба: я не привязан! Такой сомина может вырвать из рук ружьё… Но ведь такой случай бывает раз в жизни. Спускаю курок. Моя рука почти вывернута из суставов. Но к этому я готов. Скользкое тело проносится мимо меня, дважды задев лицо и сорвав маску с трубкой. Ладно, найду потом! Сом бьётся, словно заарканенный мустанг. От поднявшегося со дна ила вода темнеет. Раза два поднимаюсь на поверхность, чтобы глотнуть воздуха. Наконец рыбина успокаивается, и я поворачиваю к берегу. Уверенности, что сом не сорвётся, ещё нет. Но всё же вылезаю на берег. Стрела погнута, язычок тоже еле держится. Выстрел неплохой – стрела у самой головной кости: попади я в живот – сом давно бы сорвался. Прикидываю, что в соме не менее четверти центнера. Гора мяса! Оптика маски увеличивает в воде предметы на треть, поэтому сом и показался великаном. Сомятину я готовлю по-туркменски. Для этого необходим тандыр – земляная печь с узким горлом, похожая на чайник. Воздух попадает туда по боковому каналу вроде как через носик чайника. Угли на дне. От них равномерно разогреваются стенки. Я леплю к ним куски сомятины величиной с кулак. И без приправ получается нечто необыкновенно вкусное. Из кожи сома я делаю зеноц. На Памире их шьют из козьих или овечьих шкур. Если зеноц надуть, его можно использовать как плавучее средство при переправе. В ущелье Бартанг в Таджикистане мне довелось наблюдать и соревнования по плаванию с зеноцами. Следующий сом был килограммов на двенадцать. Он взмутил воду и сорвался. Я нашёл его позже: он лежал на дне брюхом вверх, в боку зияла огромная рана. Крупные рыбы почти всегда срываются, если только не попадешь стрелой между костей или крупных хрящей. В тот же день видел сома – настоящее чудище: длиной около трёх метров, с огромной сплюснутой головой, усы толщиной с карандаш, а вот глаза с пуговичку. Стрелять в него значило бы распрощаться с ружьём. Золоточешуйного сазана или серебряного усача высмотреть не проблема. А вот сомы отлеживаются в темных ямах или пещерах, заметить их удаётся только при спокойном море, когда ил оседает на дно. Я добыл ещё нескольких сомов. Жарил их и сушил, нарезав мясо ломтями. Грибные злоключения Весна в Средней Азии начинается бурно. Подул «афганец» - сильный теплый южный ветер из пустынь Афганистана, - и все ожило, зазеленело, расцвело. «Афганец» поднимает в пустынях песчаные бури и штормы на Арале. Вода мутнеет. Но это не беда: у меня немалый запас сушеной рыбы. Интересно наблюдать за пробуждением природы. Из веточек саксаула тянутся нежные зелёные стебельки с почками. Это и есть листья растений, других у него не бывает. Этими почками питаются верблюды, овцы, сайгаки. Прилетают пеликаны и кормораны. Аральские пеликаны – короткохвостые птицы светло-розовой окраски. Они сразу же принялись свивать гнёзда в камышовых зарослях. Интересно, каковы их яйца?.. Я не подозревал, что пеликаны не умеют нырять и поэтому рыбачат в мелких местах, бродя по воде. Задрав вверх клюв, они заталкивают рыбу в свои знаменитые мешки. Зато кормораны ныряют превосходно. Черные, длинноклювые, они прилетают на остров только поохотиться. Гнёзда свивают в скалах. На острове появились грибы. Понюхал их, пожевал, решился сварить. После осточертевшей рыбы это блюдо показалось превосходным. Но к вечеру они дали о себе знать. Нарушились функции мочевого пузыря. К счастью, съел я этих грибов немного. Через сутки всё прошло. Ещё раз подтвердилось правило – не ешь незнакомых грибов! Это происшествие заставило проанализировать свой рацион. Я вспомнил о французском враче Алене Бомбаре, авторе книги «За бортом по своей воле». Два месяца он питался рыбой и планктоном. После своего путешествия через Атлантику он долго лежал в больнице – лечил позвоночник. И лишь потому, что организму не хватало кальция. Он выбрасывал рыбные кости. Вспомнив этот поучительный пример, я уже не бросал их в костёр, а размалывал на камне и съедал вместе с рыбой. Тоска Весеннее буйство природы действует и на психику, особенно когда дует западный ветер. Мысленно прослеживаю его маршрут: Атлантика – Средиземноморье – Чёрное море – Кавказ – Каспийское море – плоскогорье Устюрт – Арал. Эти ветры проносятся и над Литвой. Только здесь они обсыхают, становятся знойными. Вечерних сумерек почти что нет. Ночь начинается сразу после захода солнца. Небо чёрное, звезды очень ярки. Время от времени пролетают искусственные спутники. Вспоминаю узбекского астронома ХV века Улугбека. Он построил недалеко от Самарканда обсерваторию и сложил из мраморных плит гигантский секстант диаметром сорок метров. Ясный весенний воздух позволяет наблюдать за небесными телами беспрепятственно. …Прошел меся. Самые трудные дни позади. С каждым часом теплеет воздух, вода, богатеет природа и… труднее выносить одиночество. Я начинаю разговаривать сам с собой. Как Дерсу Узала, я беседую с птицами, рыбами. Почти постоянно насвистываю какой-нибудь мотив. Первое мая Сегодня праздник. Температура воздуха, наверное, градусов двадцать пять, воды – вполовину меньше. Не работаю, то есть не охочусь. Стараюсь чем-нибудь разнообразить жизнь. Например, почему бы не организовать сдачу норм ГТО? Я отмеряю дистанции и расчищаю секторы. На старт забега на шестьдесят метров приношу двух черепах и ежа. Увы, после команды «Марш!» мои соперники уползли в заросли саксаула… Я же сдаю все нормативы своей возрастной группы на «отлично». Правда, главный судья – я сам. Жаль, что нечем украсить праздничный стол. Хоть бы лепёшка какая-нибудь или щепотка чаю… Послеобеденное солнце начинает набирать силу. Невозможно ходить по песку босиком – жжёт подошвы. Я загорел до шоколадного цвета. Вода и солнце высушили кожу, она трескается, шелушится. Приходится натираться кусками жареной рыбы. Помогает. Когда кожа становится чересчур грязно, мою её пеплом саксаула. В нём много поташа – карбоната калия, и его моющие свойства превосходят мыло. Вода не только нагревается, но и становится более солёной. Маленькие листики саксаула тонут в серебристой росе. Эврика! Это же пресная вода! Подложив кусок полиэтилена, я стряхиваю с кустиков росу. Делаю большой глоток – и… скрючиваюсь, как паралитик. Роса ещё соленее морской воды. Тут же солончаки! Видимо, корни саксаула высасывают из почвы соль, поэтому его древесина такая тяжелая. Змеи Появление черепах оказалось неожиданностью. Ещё вчера не было ни одной, а сегодня целое стадо ползает между кустами, щиплет травку. Одни маленькие, со спичечный коробок, другие – с добрую буханку. Пробую черепашье мясо. Жарю его в тандыре, но без приправы оно не слишком хорошо. Рыба куда вкуснее. Яйца чаек тоже хвалить не стану. Предстоит встреча со змеями. Хожу по острову голый, но в ботинках и шерстяных носках. Речники рассказывали, что на один квадратный метр здесь приходится по змее. Пока змеи не попадаются, но ночами слышен мышиный писк. А потом раздаются шипящие звуки, словно, капли падают на раскалённую сковородку. Вдруг доносится писк. Это эфа поймала мышь. Эфы очень ядовиты. Но охотятся они только ночью, а днём спят, зарывшись в песок. Зато змей-стрелок я встретил немало. Это более метра змеи с четырьмя продольными полосками. Вот одна подняла голову над камнем, выгнула шею и начала водить ею из стороны в сторону. Там бегала ящерица. Вдруг мгновенно, как стрела она кинулась на жертву и обвилась вокруг неё. Стрелка одновременно душит и кусает. Иногда эти змеи висят на ветках саксаула: сверху лучше высматривать добычу. На берег По карте я составил приблизительный маршрут возвращения. Он пролёг через шестнадцать островов. О расстоянии между ними уже говорилось выше. Около двадцати двух километров по воде. Она ещё не совсем согрелась – градусов пятнадцать. Однако змеи, возрастающая солёность воды, одиночество заставляют спешить. Полтора месяца в плену. Начинаю свой поход девятого мая. Закончить его намереваюсь через десять дней. Из трёх сомовых шкур изготовляю зеноц. Набиваю его сушеной рыбой. Треугольный плотик нагружаю одеждой, консервными банками – моей посудой и ружьём. Резиновый мешочек с документами вешаю на шею. Узкие проливы, до семисот метров, проплываю раздевшись, так удобнее. Широкие, в два-три километра, – в трикотажных штанах и свитере, так теплее. Если проливы между островами узкие, за день преодолеваю два-три. Перед широким остаюсь на острове на один-два дня, чтобы пополнить запасы свежей рыбы. Сплю у костра. По утрам очень холодно, и все же я не простудился. Чем ближе к берегу, тем соленее вода. Начинаю ощущать жажду, пропадает аппетит. В одном из больших проливов на меня обрушился шквал, и волны разбили плотик. Пошли на дно ружьё, ботинки и посуда. На десятый день плавания – вечером 18 мая – я выбрался на берег. Последние полкилометра пришлось почти пройти. Было мелко, но ила по горло, и я страшно измучился. Выбрался, с головы до ног покрытый засохшей грязью, как болотный призрак. Верблюжья колючка колола ноги. Пришлось обрезать ласты и сделать из них калоши. Страшно мучила жажда. По карте до посёлка Шейкамен (благословенный шейх) было около ста тридцати километров. Это три дня пути. По дороге отыскал солоноватую воду. На второй день вечером я встретил пастухов с отарой овец. Грузовик довёз меня до Шейкамена, оттуда я добрался до Кунграда. На вокзале увидел весы. Взвесился. Ровно семьдесят один килограмм в одежде. Было восемьдесят шесть. Полтора месяца я изнывал от холода, голода и одиночества. Соскучился по людям, цивилизации. Но место своего плена я оставлял со светлым чувством. Я не проиграл. Я получил хорошую закалку, научился приспосабливаться к самым неблагоприятным обстоятельствам. На память об Арале у меня остался полукилограммовый камень. Своей формой и цветом он похож на голову змеи. Розовые, чёрные и белые точки на сером фоне напоминают яйца чаек, слои извести и глины, дно Арала и чёрные спины сомов. Попутешествуем ещё! Историческая справка По Аральскому морю проходит граница между Казахстаном и Узбекистаном. Реки, питающие его - Амударья и Сырдарья - берут свое начало далеко в горах Памира и проходят долгий путь прежде, чем впасть в Арал, обе реки протекают через территории Таджикистана, Киргизии, Узбекистана, Казахстана и Туркмении. Уникальная замкнутость и разнообразие Арала не оставляли никого равнодушным. И неудивительно, что озеро получило такое название. Ведь слово "арал" в переводе с тюркского языка означает "остров". Наверное, наши предки считали Арал спасительным островом жизни и благополучия среди пустынных горячих песков Каракумов и Кызылкумов. Расположенное в центре среднеазиатских пустынь, на высоте 53 м над уровнем океана, Аральское море выполняло функции гигантского испарителя. Из него испарялось и поступало в атмосферу около 60 куб.км воды. Несмотря на то, что наблюдается интенсивное таяние ледников, которое должно было привести к увеличению уровня зеркала Аральского моря в течение последних 25 лет, происходит катастрофическое уменьшение крупнейшего в мире внутреннего водоема. До 1960 года Аральское море было четвертым по величине закрытым водным бассейном в мире. Начиная с 1989 года Аральское море разделилось на Малое и Большое. Арал не связан с океаном и поэтому является не морем, а озером. Морем его называли благодаря огромным размерам и режиму, сходному с морским. Совсем недавно Аральское море славилось рыбными запасами. Дельты рек Амударьи и Сырдарьи были своеобразными зелеными оазисами среди пустыни. За 50 лет уникальный, ценнейший в экологическом и экономическом отношении Арал обмелел и практически утратил свое рыбохозяйственное, транспортное и рекреационное значение. Ранее Арал выступал в роли своеобразного регулятора, смягчая холодные ветры, приходившие осенью и зимой из Сибири и, уменьшая, словно огромный кондиционер, силу жары в летние месяцы. С ужесточением климата лето в регионе стало более сухим и коротким, зимы – длинными и холодными. Существует множество различных мнений относительно причины исчезновения Арала. Кто-то говорит о разрушении донного слоя Арала и перетекании его в Каспийское море и прилегающие озера. Кто-то утверждает, что исчезновение Арала - процесс естественный, связанный со всеобщим изменением климата планеты. Некоторые видят причину в деградации поверхности горных ледников, их запылении и минерализации осадков, питающих реки Сырдарью и Амударью. И всё-таки, главная причина гибели Арала заключается в осознанном изъятии из притоков Аральского моря водных ресурсов для орошения хлопковых плантаций. Кроме того, за эти годы население региона увеличилось в два с половиной раза, примерно во столько же увеличился общий объем водозабора воды из рек, питающих Арал. Большую роль в этом сыграло сооружение крупных оросительных каналов, например Каракумского, Большого Ферганского. Важную роль сыграли дополнительные потери воды на испарение с поверхности многочисленных водохранилищ, построенных в бассейнах Амударьи и Сырдарьи. Начиная с 1982 года сброс воды Амударьи в Аральское море по основному руслу был прекращен: у кишлака Кызылджар была построена глухая насыпная плотина. Приток воды в море из двух основных речных систем бассейна - Амударьи и Сырдарьи - почти полностью прекратился. Как результат, русла впадающих рек просто не доходят до умирающего моря, теряясь в песках. С высохшей акватории моря ежегодно, как из кратера вулкана, разносятся свыше 100 тысяч тонн соли и тонкодисперсной пыли с примесями различных химикатов и ядов, пагубно влияя на все живое. Эффект загрязнения усиливается тем, что Арал расположен на пути мощного струйного течения воздуха с запада на восток, способствующего выносу аэрозолей в высокие слои атмосферы. Следы солевых потоков прослеживаются по всей Европе и даже в Северном Ледовитом океане. Анализ динамики обмельчания Арала и опустынивания прилегающих регионов приводит к печальному прогнозу полного исчезновения моря к 2010-2015 годам. Восстановить Аральское море в прежнем виде невозможно. Как результат - образуется новая пустыня Арал-кум, которая станет продолжением пустынь Каракумы и Кызылкумы. Все большее количество соли и различных высокотоксичных ядов будут в течение многих десятилетий разноситься по всему земному шару, отравляя воздух и разрушая озоновый слой планеты. А первым от такой ситуации страдает, естественно, население Приаралья. Люди, уставшие бороться с болезнями и нищетой, стали покидать насиженные места. Государствами Центральной Азии и международным сообществом принимаются меры по решению проблем Приаралья. Основные силы и средства, выделяемые государствами и международными гуманитарными организациями, уходят на поддержание жизненного уровня населения и инфраструктуры региона. О восстановлении моря практически забыли. Сегодня мировой капитал заботит не столько судьба самого Аральского моря, сколько природные запасы региона. Прогнозные запасы газа здесь составляют 100 млрд. кубометров, а нефти - 1-1, 5 млрд. тонн. В бассейне Арала уже ведется поиск нефти и газа японской корпорацией JNOC и британо-голландской компанией Shell. В привлечении мировых инвестиций видят спасение региона и многие местные чиновники, сознавая огромную выгоду и для себя. Однако вряд ли это решит проблему Аральского моря. Скорее всего, разработка месторождений только ухудшит экологическую ситуацию в регионе. P.S. Мавзолей на дне Аральского моря: На дне Аральского моря в Казахстане обнаружено древнее погребение - остатки мавзолея, возведенного около 600 лет назад. По мнению некоторых экспертов, эта находка свидетельствует о том, что Аральское море высыхало задолго до того, как началось нынешнее его обмеление, и что перепады уровня воды носят циклический характер.

[Вова]

www.vseneprostotak.ru/2010/09/oshelomlyayushhiy-vid-arala-iz-kosmosa-foto-korabli-pustyini-aral/[attachment=10096:21.jpeg][attachment=10097:31.jpeg]

[Fil]

Почитал и накрыли воспомининия....

Служил 2 года в Аральском море на острове Возрождения, после моего дембеля, через пару лет нашу часть вывели, т.к. остров встретился с большой землей (совсем обмельчал Арал), а это не допустимо при испытани разного рода оружия. Говорю об этом открыто т.к. давно не является тайной и в СМИ это афишировали.

Там же был первый опыт охоты на рыбу. По-правде говоря, была надводная охота и как сейчас принято - браконьерского вида:
Как-то по весне, жили отрядом на берегу (в/часть далеко в центре острова). Тогда камбала подходила к берегу, мы с бойцами одели "элики"- штаны от химзащиты, взяли древки от лопат, на концы примотали к ним обычные вилки, предварительно выломам два зубца по-середине. И острожно, заходя в воду по колено или по пояс выискивали камбалу. Шугалась она сильно, но на ужин по несколько штучек накалывали себе. Вот так и питались. Конечно сухпай вещь сытная, но свежая рыбка молодому организму очень помагала.

Еще был у нас уникальный аэродром - "Роза ветров" называли. Таких в мире единицы. Самолет мог заходить на посадку или взлетать практически в любом направлении, т.е. в зависимости от погодных условий. См фото ниже. Ох, как же мы ждали борт каждую неделю с письмами из дома, провизией, оборудованием и т.п... Кто служил тот поймет. Ну да ладно, а то я могу долго воспоминаниям тут предоваться. Пора работать...

[Мюнхаузен]

Хотел выложить четыре фото, но места нет... Может кто поможет: я бы на личку скинул, а вы выложили бы от себя?

[asterix]

Хотел выложить четыре фото, но места нет... Может кто поможет: я бы на личку скинул, а вы выложили бы от себя?

выложи где ни будь на майле фото или яндекс фото, а потом ссылками можешь выложить тут...

[well7208]

Спасибо, Мюнхаузен, у меня до сих пор сохранился "Спортсмен-подводник" с этим рассказом...

[Мюнхаузен]

Спасибо, Мюнхаузен, у меня до сих пор сохранился "Спортсмен-подводник" с этим рассказом...

Ничего себе... Пожалуйста... А скажите: у этого рассказа не было случайно продолжения? Интересно было бы узнать про судьбу этого подвоха - экстремала...

[Fil]

Хотел выложить четыре фото, но места нет... Может кто поможет: я бы на личку скинул, а вы выложили бы от себя?

У меня тоже нет места, а ты через http://www.radikal.ru/
там загружаешь и здесь выкладываешь.

[Мюнхаузен]

[Otez+]

ПЕЧАЛЬНЫЕ ФОТОГРАФИИ Из серии "мир меняется к худшему" А рассказ замечательный. Спасибо

[well7208]

Ничего себе... Пожалуйста... А скажите: у этого рассказа не было случайно продолжения? Интересно было бы узнать про судьбу этого подвоха - экстремала...

По крайней мере я не встречал больше его рассказов, и какова его дальнейшая судьба - не знаю... да и неизвестно - правда ли все это... читать интересно, а я бы, наверное, так не выжил бы...

[Flint]

Круто!

[Чупахин Юрий]

Позавчера нырял в оз. Камбаш (русифицированное название) возле Арала. две недели назад только лед полностью растаял. Стоимость путевки 1000 тг. примерно 200р. Нырял с 10.30 до 14.00 и с 15.00 до 17.30. Искали сома. видимость 1.0-2 м. щука мелкая иногда попадается. много жереха и окуньков. все мелочь. результат почти нулевой. Начали собираться домой к берегу на глубине 30 см подошел небольшой змееголов, ласты было лень одевать. в метре от берега стоит и не уходит.зашел за 3 метра от него лег на пузо и отталкиваясь ногами от грунта подошел по указаниям с земли на 20 см. и взял зазевавшегося змея. это единственный трофей. Сделали вывод что еще мутно и рано.