
…Просыпаюсь среди ночи под мерный мужской храп. В стенки палатки шуршит снег, от костерка потягивает последними дымными струйками. Подо мной полметра снега, надо мной провисшая от сугроба крыша палатки. Зима. -15. Мы на Реке. Лета-то нам мало. Весны и осени… Сезон-то всё никак не кончится…

Сотня вёрст от столицы – и мы, трое больных «писателей»-подвохов (Дюма-отец, Дюма-сын и Дюма-внук), зарываясь по пояс в сугробах, помогаем японистой Железяке одолеть русскую зиму.

Как скребком двигая бампером перед собой приличный вал снега, мягко скатываясь задними мослами в невидимые колеи и ямы, старый испытанный конь дотаскивает нас до места на берегу. Разбиваем лагерь, работаем таджиками (правда без лопат), облагораживая «придомовую» поляну. Была мысль не выпендриваться с палатками, а построить простое русское иглу. Но рыхловат был снег. Рыхловат.

Накалываясь на невидимые в потемках ветки, собрали в прибрежной рощице дровишки. Попилили ивовое трухлявое брёвнышко, покололи полешек. Сердце нашего стойбища забилось. С шумами-дымами, аритмией с искрами… но живое, трепетное, согревающее. В 200 метрах от нас – Божий храм.

Теперь предстояло настоящее испытание. 19 января. Крещение. Ещё в Москве Саня забрал себе в голову, что он обязан совершить подвиг. Дебютировать в качестве моржа. Спустился к воде. Срубил колуном ледовый козырёк – вот тебе и майна, попросил тапочки… Я колдовал у костра, Вовка, в качестве реаниматолога, находился рядом с товарищем.
Как известно, от крика Ричарда Львиное сердце приседали кони… От крика Садко всего лишь задуло костёр. Радость его была ошеломляющей. Следом шёл Явр. Этот воробей стреляный, да и голосом пожиже. Но тоже… Радовался сильно. У меня выбора не оставалось. Дураг я штоле – подвиг не совершить, когда все… И смело и широко шагнул в воду, оказавшись в ней сразу по шею… Я себя не слышал. Видимо это был ультразвук…
Было очень страшно. Что думали местные, даже и представлять не хочу.
Пельмени на этих дровах мы варили часа три, истекая слюной…
Всю ночь густо мело. Весь наш лагерь, со столом и палатками, почти исчез под сугробами. Первым утром уплыл Саня. Садко же, надо ник оправдывать. Следом пошел я. Прозрак был местами до трёх метров. Нашел стенку с 3—на 5 метров и глубже с рачьими дырками, тянущуюся на десятки метров. Глубже 7-8 метров – мутно и уже темно и страшновато. Голое пустое дно. Ни коряжки, ни травинки. Никого не нашёл. В 7-ке хватило на полтора часа. За мной пошел и Явр.



Вечерело. Малиновый кинжал заката режет серую мглу. Красота-то какая! Пора собираться. Нам придётся ещё часа полтора утюжить снеговую целину, чтобы выбраться на сельскую дорогу…


Через 2 часа мы в Москве. Перекидываем свою снарягу по своим лошадкам.
Теперь мне 90 верст до дома. Одно из поразительных результатов было то, что за 50 км по МКАД мне ни разу не хотелось никого убить(хоть, по правде говоря, было за что). Моя обветренная, красная рожа улыбалась непроизвольно всю дорогу; меня окружали симпатичные, приятные люди, медленно сжимая кольцо…)))
И вот я дома. Дочка выползает из постели, чтобы меня, пропахшего костром до исподников, обнять и поцеловать. «Пааап, как от тебя здорово пааахнет…» Да, дочь, да! Так пахнет, морозный воздух, нашпигованный снегом, так пахнет стылая январская вода, так пахнет скромная мужская трапеза и простой разговор у огня на вечные темы… Так пахнет Воля… Когда-нибудь ты обнимешь вернувшегося домой мужа, сына, внука… и прошепчешь в самое ухо: «Как от тебя здорово пааахнет…» Да будет так!
Да, как же я забыл! И о погоде…ээээ –о рыбе. Чисто похвастаться)))
